Остарбайтеры («восточные рабочие», ещё их называют остовцами или попросту остами) — это представители гражданского населения оккупированных германской армией областей СССР, занятые на работах в пределах Третьего Рейха. В категорию остов не попадали жители земель, захваченных СССР между 1939 и 1941 годами (Прибалтика, Западная Украина, Западная Белоруссия, Молдавия и Северная Буковина). Права и даже доступный «продуктовый набор» этой группы людей были строго определены, их положение в социальной лестнице нацистского режима было существенно ниже всех других иностранных рабочих и самих немцев.
Точных цифр нет до сих пор. По документам Нюрнбергских процессов с территории СССР за годы войны было вывезено 4 млн 979 тыс. человек гражданского населения. Оценки числа советских военнопленных, оказавшихся в немецких лагерях на принудительных работах, колеблются от 2 млн до 3,1 млн. Существуют и одномоментные оценки пребывания советских граждан в Германии. Так, в сентябре 1944 из почти 6 млн иностранцев, обслуживавших экономику Германии, 2,4 млн были выходцами из СССР.
Пребывание в плену или в Германии в послевоенный период рассматривалось государством как своего рода предательство. Соответствующая пометка в автобиографических анкетах в лучшем случае закрывала доступ к секретной информации, в худшем — лишала возможности получить образование и устроиться на хорошую работу. Многие бывшие осты рассказывают об оскорблениях в их адрес со стороны односельчан после возвращения домой. Всё это способствовало тому, что до 7 млн советских граждан (то есть до 4% населения!) стали маргинальной группой, вынужденной скрывать своё прошлое. Не следует забывать и о тех, кто сразу по возвращении в СССР был отправлен в лагеря.
Призывы отправиться на работу в Германию стали появляться в оккупированных районах сразу по приходу немецкой армии. Неэффективность подобной пропаганды привела к тому, что с весны 1942 года началcя принудительный угон на работы. Помимо ареста, оккупационные власти зачастую шатажировали людей, угрожая забрать родственников в случае неявки на сборные пункты.
Место проживания напрямую зависело от первоначального распределения на работы. Наиболее распространёнными вариантами были фермы (хозяевам запрещалось жить с остами под одной крышей, так что многие жили в подсобных помещениях) и рабочие лагеря при заводах. Рабочие лагеря строились из однотипных щитовых бараков на несколько десятков человек или под них выделялись подсобные помещения предприятия. Намного хуже были условия жизни в штрафных и концентрационных лагерях.
Сеть лагерей различных типов и подчинения была поистине колоссальной, общее их число оценивается от 30 до 43 тысяч. Самыми распространёнными были рабочие лагеря. Условия жизни в них могли отличаться радикально — очень многое зависело от владельцев предприятия. Другой группой лагерей были различные типы лагерей для военнопленных. Режим в них был заметно жестче, а питание — хуже. Большинство военнопленных и остов прошли через промежуточные пересыльные и распределительные лагеря, где люди жили в среднем не более пары месяцев. Беглецы или нарушители дисциплины могли оказаться в штрафных лагерях. Дном лагерной иерархии были концлагеря и штрафные лагеря.
Ответ на этот вопрос сугубо индивидуален. Людям, работавшим в сельском хозяйстве и не склонным к конфликтам с хозяевами, в целом могли быть гарантированы еда, кров и небольшая зарплата. Несколько тяжелее было положение работников промышленности. Однако в любой ситуации существовала крайне высокая вероятность оказаться в штрафных и концентрационных лагерях, пережить которые удалось немногим. Военнопленные изначально оказывались в худших, чем осты, условиях — им не платили зарплату, а путь из лагеря военнопленных в концлагеря был намного короче. С другой стороны высшим чинам немцы нередко предлагали сотрудничество и (в надежде на него) могли облегчить условия содержания.
После хаоса конца войны и начала «мира» довольно быстро была налажена система передачи советских граждан со всей Германии в зону оккупации СССР. Традиционный путь репатрианта лежал через фильтрационные лагеря НКВД (МГБ), где вместо всех немецких документов ему выдавалась справка о пребывании в Германии. После них можно было либо оказаться на принудительных работах при армии (зарплата выплачивалась на книжку, но не выдавалась), либо быть мобилизованным для продолжения военных действий и агентурной работы, либо оказаться в лагерях ГУЛАГа, либо — спокойно вернуться домой и встать на учёт в местном райкоме.
Неизвестно. Традиционная формула исследовательской литературы — «многие». Как свидетельствуют наши интервью, почти каждый из респондентов либо оказался на работах, либо близко знал кого-то, кого оставляли работать при части или отправляли на восстановление разрушенных заводов, войну с Японией или вовсе в лагеря.
Из-за того, что СССР отказался от репарационных претензий к ГДР в 1954 году, советские граждане фактически не смогли получить компенсаций за бесплатный труд и моральный ущерб в годы войны. Ситуация начала меняться в начале 1990-х, однако и тогда процесс распределения государственных компенсаций был непрозрачен, а суммы — невелики. Вторая волна компенсаций связана с деятельностью фонда «Память. Ответственность. Будущее» и австрийского «Примирение, мир и сотрудничество». В 1993-2005 компенсации были выданы всем, располагавшим соответствующими документами.
Анна Ивановна Кириленко
Остарбайтер, узница концлагерей
О начале войны
Интересно началась война, я уже подросла немножко, а девочки были постарше, и они ходили на танцы — война уже шла. Танцевали в Первомайском парке, у нас тут был. И меня с собой взяли. И вот мы танцуем, и первая бомбёжка — «ба-бах» где-то, и мы все побежали. Тогда я почувствовала, что началась война.
Подробнее
Ольга Васильевна Головина
Военнопленная, узница концлагерей
О переезде в Равенсбрюк
Была паника ужасная, но вот мы со Штефицей оказались очень мужественными. И мы всё время говорили, вернее, я говорила: «Не волнуйтесь, это же советские войска, наши бомбы, русские. Они знают, что мы едем в этих вагонах. Нас не будут убивать, мы не попадём под бомбёжку». Что оказалось, так и было, что нас ничего. Только единственное, что вот вагон на рельсах подпрыгивал. Вот. Кончилась эта бомбёжка, и состав тронулся.
Подробнее
Таисса Васильевна Толкачёва (Тесличенко)
Остарбайтер
О работе на военном заводе в Германии
Что это была за работа? Какой-то… не станок, нет. Как какие-то предметы, колечики, как мы поняли, знаете, как часы. И рядом пинцет. И вот он нам показывает, что в эти колечики нужно вставлять пинцетом волоски. Ну очень тщательно и очень внимательно, чтоб не было никаких ошибок. Ну, и начали мы: неумело, неумело. Где неумело, он делает замечания: не так, это так. В общем, ругается по-своему, что мы не понимаем, что мы ещё брак делаем. «Если будешь брак делать — в карцер… в карцер тебя». Научились мы. Научились вставлять эти колечики и волоски, как мы потом уже понимали, что это был военный завод и, наверно, мы… делали мины.
Подробнее
Варвара Калистратовна Гриценко
Остарбайтер, узница штрафлагерей и Маутхаузена
О побеге из Харькова, где формировали состав для отправки в Германию
«Привезли в Харьков, и тут возле вокзала – школа была. Нас здесь расположили в классах. Ну, давали тут нам... варили кашу. Нас держали здесь четыре дня, пока подали эшелон на Германию. И получила, помню, я кашу, и сама поела, а потом ещё и обдурыла, стала в очередь, ещё раз получила. Взяла ту кашу, и через забор перелизла. И пешком, сама босяком, иду тут же возле вокзала, тут немцы ходють, самое начальство, офицерня. И я иду босяком, и через Холодную гору, и пешком, пешком, и сюда пришла. Ну, уже ночью. Прихожу сюда, постучала и...и зву: «Варя!». А мама выходит, говорит: «Ой, боже мой!» – увидела меня»
Подробнее
Надежда Ивановна Измалкова
Остарбайтер
О заинтересовавшихся немцах
Я, когда шла по селу, со всеми здоровалась. Приходила на почту и разговаривала с ними уже по-немецки, когда я отправляла письма. Вот, и они мной очень интересовались, потому что им интересно было поговорить, они считали же, что мы вообще дикари, а тут, — на тебе! — девушка по-немецки разговаривает, ведёт себя, и воспитанная, и знает, как себя держать. И они всегда, когда никто не слышит, никто не видит, расспрашивали, как мы там жили, какая наша жизнь.
Подробнее
