Остарбайтеры («восточные рабочие», ещё их называют остовцами или попросту остами) — это представители гражданского населения оккупированных германской армией областей СССР, занятые на работах в пределах Третьего Рейха. В категорию остов не попадали жители земель, захваченных СССР между 1939 и 1941 годами (Прибалтика, Западная Украина, Западная Белоруссия, Молдавия и Северная Буковина). Права и даже доступный «продуктовый набор» этой группы людей были строго определены, их положение в социальной лестнице нацистского режима было существенно ниже всех других иностранных рабочих и самих немцев.
Точных цифр нет до сих пор. По документам Нюрнбергских процессов с территории СССР за годы войны было вывезено 4 млн 979 тыс. человек гражданского населения. Оценки числа советских военнопленных, оказавшихся в немецких лагерях на принудительных работах, колеблются от 2 млн до 3,1 млн. Существуют и одномоментные оценки пребывания советских граждан в Германии. Так, в сентябре 1944 из почти 6 млн иностранцев, обслуживавших экономику Германии, 2,4 млн были выходцами из СССР.
Пребывание в плену или в Германии в послевоенный период рассматривалось государством как своего рода предательство. Соответствующая пометка в автобиографических анкетах в лучшем случае закрывала доступ к секретной информации, в худшем — лишала возможности получить образование и устроиться на хорошую работу. Многие бывшие осты рассказывают об оскорблениях в их адрес со стороны односельчан после возвращения домой. Всё это способствовало тому, что до 7 млн советских граждан (то есть до 4% населения!) стали маргинальной группой, вынужденной скрывать своё прошлое. Не следует забывать и о тех, кто сразу по возвращении в СССР был отправлен в лагеря.
Призывы отправиться на работу в Германию стали появляться в оккупированных районах сразу по приходу немецкой армии. Неэффективность подобной пропаганды привела к тому, что с весны 1942 года началcя принудительный угон на работы. Помимо ареста, оккупационные власти зачастую шатажировали людей, угрожая забрать родственников в случае неявки на сборные пункты.
Место проживания напрямую зависело от первоначального распределения на работы. Наиболее распространёнными вариантами были фермы (хозяевам запрещалось жить с остами под одной крышей, так что многие жили в подсобных помещениях) и рабочие лагеря при заводах. Рабочие лагеря строились из однотипных щитовых бараков на несколько десятков человек или под них выделялись подсобные помещения предприятия. Намного хуже были условия жизни в штрафных и концентрационных лагерях.
Сеть лагерей различных типов и подчинения была поистине колоссальной, общее их число оценивается от 30 до 43 тысяч. Самыми распространёнными были рабочие лагеря. Условия жизни в них могли отличаться радикально — очень многое зависело от владельцев предприятия. Другой группой лагерей были различные типы лагерей для военнопленных. Режим в них был заметно жестче, а питание — хуже. Большинство военнопленных и остов прошли через промежуточные пересыльные и распределительные лагеря, где люди жили в среднем не более пары месяцев. Беглецы или нарушители дисциплины могли оказаться в штрафных лагерях. Дном лагерной иерархии были концлагеря и штрафные лагеря.
Ответ на этот вопрос сугубо индивидуален. Людям, работавшим в сельском хозяйстве и не склонным к конфликтам с хозяевами, в целом могли быть гарантированы еда, кров и небольшая зарплата. Несколько тяжелее было положение работников промышленности. Однако в любой ситуации существовала крайне высокая вероятность оказаться в штрафных и концентрационных лагерях, пережить которые удалось немногим. Военнопленные изначально оказывались в худших, чем осты, условиях — им не платили зарплату, а путь из лагеря военнопленных в концлагеря был намного короче. С другой стороны высшим чинам немцы нередко предлагали сотрудничество и (в надежде на него) могли облегчить условия содержания.
После хаоса конца войны и начала «мира» довольно быстро была налажена система передачи советских граждан со всей Германии в зону оккупации СССР. Традиционный путь репатрианта лежал через фильтрационные лагеря НКВД (МГБ), где вместо всех немецких документов ему выдавалась справка о пребывании в Германии. После них можно было либо оказаться на принудительных работах при армии (зарплата выплачивалась на книжку, но не выдавалась), либо быть мобилизованным для продолжения военных действий и агентурной работы, либо оказаться в лагерях ГУЛАГа, либо — спокойно вернуться домой и встать на учёт в местном райкоме.
Неизвестно. Традиционная формула исследовательской литературы — «многие». Как свидетельствуют наши интервью, почти каждый из респондентов либо оказался на работах, либо близко знал кого-то, кого оставляли работать при части или отправляли на восстановление разрушенных заводов, войну с Японией или вовсе в лагеря.
Из-за того, что СССР отказался от репарационных претензий к ГДР в 1954 году, советские граждане фактически не смогли получить компенсаций за бесплатный труд и моральный ущерб в годы войны. Ситуация начала меняться в начале 1990-х, однако и тогда процесс распределения государственных компенсаций был непрозрачен, а суммы — невелики. Вторая волна компенсаций связана с деятельностью фонда «Память. Ответственность. Будущее» и австрийского «Примирение, мир и сотрудничество». В 1993-2005 компенсации были выданы всем, располагавшим соответствующими документами.
Анна Ивановна Кириленко
Остарбайтер, узница концлагерей
О разговорах с немцами
Вечерами мы чистили картошку для своего обеда, и обер-мастер всегда сидел с нами. Ну и, в общем, часто я вступала с ним в дебаты, что мы — нормальные, мы вот в городе, мы живём, у нас библиотеки, мы ездили в пионерский лагерь. Я всё это ему рассказывала, он говорил: «Это неправда и не может быть. Что ты говоришь? Вон, посмотри, Федора ходит до сих пор без штанов, — говорит. — Какие там у вас лагеря, какие у вас там... что у вас есть?! Ничего у вас такого нет». Ну, а я доказывала, что неправда, у нас трусы есть, у нас всё есть. И ему это, конечно, не нравилось, упрямство такое.
Подробнее
Николай Иванович Зубков
Остарбайтер, узник Маутхаузена
Об освобождении из концлагеря
Нас освобождали американцы. Едет танк, открывается брама, ворота, он заезжает. Люк открывается, оттуда негр выскакивает и по-своему кричит, что вы спасены, будете освобождаться. Американцы обесточили всё то, что было под током. Люди ведь были голодные, заморённые, я сам через забор перелез, и стали грабить эсэсовские бараки. Американцы нас предупредили, что много не ешьте, иначе можете погибнуть от обжорства.
Подробнее
Николай Иванович Зубков
Остарбайтер, узник Маутхаузена
О снах
Мне часто снились сны о том, когда я был в лагере. Стали как-то рассказывать про Маутхаузен и побег, про который я знаю; и вот я вспомнил всё это. Я был один дома, разревелся, прямо страшно плакал… Снилось о том, как было в лагере, как над нами издевались. Иногда на построении на аппельплацу подходили эсэсовцы и били по морде, а в штрафлагере они на нас собак натравляли. Все эти вещи – кошмары, которые мне долго снились.
Подробнее
Надежда Ивановна Измалкова
Остарбайтер
Об освобождении и партийности
Американцы — они на танках ехали, бэби такие все здоровые! А хозяйка моя запряталась в погребе: «Ой, ой, ой, ой!». Я говорю: «Чего вы "ой", чего вы мечетесь, кому вы нужны?!» А она была членом нацистской партии. Я говорю: «Вы такая партийная, как я... тоже, – я говорю – Ради бога, – говорю, – заткнитесь, молчите, и никому вы не нужны».
Подробнее
Лев Глебович Мищенко
Военнопленный, узник ГУЛАГа
Об отношении немцев к русским
Мы пошли так же, как и нам полагалось: я — по мостовой, Эдвард с винтовкой с на тротуаре. Фрони и её муж Эрих решили нас проводить. И они вышли после нас уже, некоторое время спустя. Они нас догнали и шли рядом с Эдвардом по тротуару, и мы вели общий разговор. И вот вдруг эта Фрони, жена Эриха, она сошла с тротуара на мостовую и с правой стороны ко мне подошла и взяла меня под руку. Но ведь тут были, во-первых, окна открыты... Во-вторых, все-таки прохожие могут встретиться. И я сказал ей: «Фрони, это же для тебя опасно». «Ах, не всегда надо думать об опасности», — она сказала. А ведь у неё был сын.
Подробнее
