Остарбайтеры («восточные рабочие», ещё их называют остовцами или попросту остами) — это представители гражданского населения оккупированных германской армией областей СССР, занятые на работах в пределах Третьего Рейха. В категорию остов не попадали жители земель, захваченных СССР между 1939 и 1941 годами (Прибалтика, Западная Украина, Западная Белоруссия, Молдавия и Северная Буковина). Права и даже доступный «продуктовый набор» этой группы людей были строго определены, их положение в социальной лестнице нацистского режима было существенно ниже всех других иностранных рабочих и самих немцев.
Точных цифр нет до сих пор. По документам Нюрнбергских процессов с территории СССР за годы войны было вывезено 4 млн 979 тыс. человек гражданского населения. Оценки числа советских военнопленных, оказавшихся в немецких лагерях на принудительных работах, колеблются от 2 млн до 3,1 млн. Существуют и одномоментные оценки пребывания советских граждан в Германии. Так, в сентябре 1944 из почти 6 млн иностранцев, обслуживавших экономику Германии, 2,4 млн были выходцами из СССР.
Пребывание в плену или в Германии в послевоенный период рассматривалось государством как своего рода предательство. Соответствующая пометка в автобиографических анкетах в лучшем случае закрывала доступ к секретной информации, в худшем — лишала возможности получить образование и устроиться на хорошую работу. Многие бывшие осты рассказывают об оскорблениях в их адрес со стороны односельчан после возвращения домой. Всё это способствовало тому, что до 7 млн советских граждан (то есть до 4% населения!) стали маргинальной группой, вынужденной скрывать своё прошлое. Не следует забывать и о тех, кто сразу по возвращении в СССР был отправлен в лагеря.
Призывы отправиться на работу в Германию стали появляться в оккупированных районах сразу по приходу немецкой армии. Неэффективность подобной пропаганды привела к тому, что с весны 1942 года началcя принудительный угон на работы. Помимо ареста, оккупационные власти зачастую шатажировали людей, угрожая забрать родственников в случае неявки на сборные пункты.
Место проживания напрямую зависело от первоначального распределения на работы. Наиболее распространёнными вариантами были фермы (хозяевам запрещалось жить с остами под одной крышей, так что многие жили в подсобных помещениях) и рабочие лагеря при заводах. Рабочие лагеря строились из однотипных щитовых бараков на несколько десятков человек или под них выделялись подсобные помещения предприятия. Намного хуже были условия жизни в штрафных и концентрационных лагерях.
Сеть лагерей различных типов и подчинения была поистине колоссальной, общее их число оценивается от 30 до 43 тысяч. Самыми распространёнными были рабочие лагеря. Условия жизни в них могли отличаться радикально — очень многое зависело от владельцев предприятия. Другой группой лагерей были различные типы лагерей для военнопленных. Режим в них был заметно жестче, а питание — хуже. Большинство военнопленных и остов прошли через промежуточные пересыльные и распределительные лагеря, где люди жили в среднем не более пары месяцев. Беглецы или нарушители дисциплины могли оказаться в штрафных лагерях. Дном лагерной иерархии были концлагеря и штрафные лагеря.
Ответ на этот вопрос сугубо индивидуален. Людям, работавшим в сельском хозяйстве и не склонным к конфликтам с хозяевами, в целом могли быть гарантированы еда, кров и небольшая зарплата. Несколько тяжелее было положение работников промышленности. Однако в любой ситуации существовала крайне высокая вероятность оказаться в штрафных и концентрационных лагерях, пережить которые удалось немногим. Военнопленные изначально оказывались в худших, чем осты, условиях — им не платили зарплату, а путь из лагеря военнопленных в концлагеря был намного короче. С другой стороны высшим чинам немцы нередко предлагали сотрудничество и (в надежде на него) могли облегчить условия содержания.
После хаоса конца войны и начала «мира» довольно быстро была налажена система передачи советских граждан со всей Германии в зону оккупации СССР. Традиционный путь репатрианта лежал через фильтрационные лагеря НКВД (МГБ), где вместо всех немецких документов ему выдавалась справка о пребывании в Германии. После них можно было либо оказаться на принудительных работах при армии (зарплата выплачивалась на книжку, но не выдавалась), либо быть мобилизованным для продолжения военных действий и агентурной работы, либо оказаться в лагерях ГУЛАГа, либо — спокойно вернуться домой и встать на учёт в местном райкоме.
Неизвестно. Традиционная формула исследовательской литературы — «многие». Как свидетельствуют наши интервью, почти каждый из респондентов либо оказался на работах, либо близко знал кого-то, кого оставляли работать при части или отправляли на восстановление разрушенных заводов, войну с Японией или вовсе в лагеря.
Из-за того, что СССР отказался от репарационных претензий к ГДР в 1954 году, советские граждане фактически не смогли получить компенсаций за бесплатный труд и моральный ущерб в годы войны. Ситуация начала меняться в начале 1990-х, однако и тогда процесс распределения государственных компенсаций был непрозрачен, а суммы — невелики. Вторая волна компенсаций связана с деятельностью фонда «Память. Ответственность. Будущее» и австрийского «Примирение, мир и сотрудничество». В 1993-2005 компенсации были выданы всем, располагавшим соответствующими документами.
Татьяна Игнатьевна Веселовская
Остарбайтер
О немецких кинотеатрах
Снимешь «Ост», купишь билет и идёшь в кино. Я помню, что я ходила в кино, и даже помню где это было, помню, как я покупала билеты. Когда в кино ходили, я была маленькая, и я ещё всё не понимала, это же не детские фильмы я ходила смотреть.
Подробнее
Надежда Ивановна Измалкова
Остарбайтер
О заинтересовавшихся немцах
Я, когда шла по селу, со всеми здоровалась. Приходила на почту и разговаривала с ними уже по-немецки, когда я отправляла письма. Вот, и они мной очень интересовались, потому что им интересно было поговорить, они считали же, что мы вообще дикари, а тут, — на тебе! — девушка по-немецки разговаривает, ведёт себя, и воспитанная, и знает, как себя держать. И они всегда, когда никто не слышит, никто не видит, расспрашивали, как мы там жили, какая наша жизнь.
Подробнее
Михаил Сергеевич Клинцов
Остарбайтер, узник Маутхаузена
О расстреле политработников в Маутхаузене
В одно прекрасное время собрали всех, выстроили на плацу, поставили охрану с пулеметами вокруг этого нашего лагеря… И повели, мимо нас провели вот этих политработников на какой-то хозяйственный двор. Там их всех расстреляли, а один, один вернулся, очевидно, провокатор, с подбитым глазом. Его там перед смертью кто-то угостил. Тех расстреляли. Когда расстреляли, тогда нас всех развели по своим... сняли охрану и развели по местам. Ну, время это было где-то уже 43-й год, уже не те они...
Подробнее
Анна Ивановна Кириленко
Остарбайтер, узница концлагерей
О расстреле стадиона с заключёнными
Ну, прошло часа, наверное, три, как мы отошли от Магдебурга. По левой стороне расположен был большой стадион. Значит, мы зашли сбоку, по лево — футбольное поле. Нас загнали всех в это... Разместились вот прямо по центральному входу. Там везде всё огорожено, и не проволокой, а просто. Спустя, может быть, минут двадцать, начался обстрел целенаправленный из дальнебойной, стадиона.
Подробнее
Таисса Васильевна Толкачёва (Тесличенко)
Остарбайтер
О работе на военном заводе в Германии
Что это была за работа? Какой-то… не станок, нет. Как какие-то предметы, колечики, как мы поняли, знаете, как часы. И рядом пинцет. И вот он нам показывает, что в эти колечики нужно вставлять пинцетом волоски. Ну очень тщательно и очень внимательно, чтоб не было никаких ошибок. Ну, и начали мы: неумело, неумело. Где неумело, он делает замечания: не так, это так. В общем, ругается по-своему, что мы не понимаем, что мы ещё брак делаем. «Если будешь брак делать — в карцер… в карцер тебя». Научились мы. Научились вставлять эти колечики и волоски, как мы потом уже понимали, что это был военный завод и, наверно, мы… делали мины.
Подробнее
